«Эх, дороги… Пыль да туман, – напевали мы за стаканом смородинового чая, ожидая возвращения командного состава КРЕМАТОРИЯ из Нижнего Новгорода, – „Мерседес“, тревоги, денежки в карман…». Вместо слова «тревоги» кто-то то и дело рычал «двурогий». Получался двурогий автобус «Мерседес», этакий недотроллейбус. Короче, дурака мы валяли. Вы валяете дурака? Ну и мы… Еще слушали последний альбом дядьки Питера Гэбриэля, печальный такой «UP», под звуки которого хочется плыть по бесконечной зеркальной реке, в глубинах которой течет еще одна зеркальная река. В глубинах которой, в свою очередь… Очень рекомендуем. Похоже, Григорян опус Питера еще не слушал, а то немедля бы засел за очередной опус…Ух ты, какая офигительная «I Grieve». Стоп, так мы о ком говорим? О Гэбриэле или о Григоряне?
КРЕМАТОРИЙ пилил в Нижний Новгород на комфортабельном автобусе фирмы «Мерседес». Комфортабельность этого чуда транспортного прогресса не мешала периодически затекать шеям, рукам, ногам музыкантов. Сначала все немело, потом обещало отвалиться навсегда, превратившись в кулек с ватой, и еще мерзкие мурашки начинали бегать. « И как это пипл в Европу на автобусах умудряется ездить?» – недоумевал Крематорий, покрываясь мелкими пупырышками от страха перед неизбежным онемением особо важных членов (тела, не ЦК КПСС). А что было бы с пассажирами, если бы мы рассказали им об одной сумасшедшей тетке, собачьей заводчице, которая перед отъездом в Амстердам на важную международную кобелино-сучью выставку сломала правую ногу аж в двух местах? Но это не остановило отважную русскую женщину: размахивая костылями, облачив поврежденную конечность в дорогой импортный гибкий гипс, дама в инвалидной коляске, в сопровождении трех преданных кобелей трудно произносимой серьезной породы, родной дочуры, родного внучка и кучи фанатов- собачников ринулась в пучину голландского вольнодумия на таком-сяком автобусе… И, представьте, вернулась домой – без косяков и марок, по-прежнему со сломанной ногой, в инвалидной коляске, с костылями, в сопровождении трех кобелей все той же породы, все той же дочуры, все того же внучка, и все той же компании фанатов-собачников. И – уррра! – с набором золотых медалей на шеях своих питомцев. Знай наших, ядреныть, Армен Сергеич.
В Нижнем музыкантов ждал клуб с каким-то французским плюшевым названием «Леогрот», типа «Львиный грот». Вообще, Нижний – город довольно продвинутых людей. Оттуда нам все время звонят и пишут умные молодые люди, рассуждающие о судьбах расейской контр-культуры (упокой Господь ее мятежную душу!) и западного кинематографа в лице красавчика Джонни Деппа и режиссера Джармуша. В советскую эпоху Нижний был городом Горьким, не по вкусу, конечно, а по псевдониму писателя- реалиста Пешкова (как тут не вспомнить мультяшную хулиганку Масяню, которую пробило на хи-хи в сюжете «Пуговица Пушкина»! «А ты в чай ложку чего-нибудь горького подбрось! – советует Масяня своему приятелю Волосатому, который пожаловался, что чай больно сладкий. И пошло – поехало! Ложку Горького, Алексея Максимовича, толстовку Толстого Льва Николаевича, так и дошли до пуговицы Пушкина, Александра Сергеевича).
»Кремль у них на горе, – вернувшись, делился впечатлениями Григорян, – красивый… Но все такое запущенное, разрушенное… Отреставрировали бы, что ли! Смотреть надо, куда плюете!" Эту фразу Отца-прорицателя следует расшифровать так: разрушаете все и не соображаете, что никакой даже самый плюгавый турист не поедет смотреть на вашу заплеванную помойку. Туризму полный кирдык, денежки – тю-тю…
Судя по воспоминаниям о поездке, больше всего по душе музыкантам пришлась так называемая гримерная с табличкой «Relax». В ней на стенках трава нарисована была (какой сорт, правда, нам не сообщили), кушетки стояли да пуфики, гаремчик там всякий (мысленно представляем, как при этих словах щеки Григоряна расползаются в улыбке Чеширского кота, физиономия Сергеича исчезает, а улыбочка намертво приклеивается к несвежему московскому воздуху).
В самом клубе, конечно, абсолютное душилово – народу, что атлантических сельдей в консервной банке, кондишена нет ( а где он есть-то?), девчонки визжат и готовы на все ради крематорского искусства, скандальную «Гей-попс» орут буквально все, включая охрану. Оценивая обстановку, Воронкова делает серьезный вывод: мужикам-охранникам приходится в первый раз работать на полную катушку. Первый аншлаг в жизни «Льва в гроте». Огромные дяди вшестером «держат» сцену, т.е. сдерживают толпу.
«Никак не пойму, что в нашей музыке такого заводного, – кокетничает Армен уже дома, сидя с кальяном на табуретке в кухне, – вроде играем „трынь-брынь“, а как пипл тащится!». Так вот, походя, открыто новое направление в музыке – «трынь-брынь-рок» называется.
Обратно ехали опять же на автобусе, будь он неладен! Неладен, Бен Ладен, но с телевизором. Отыскали среди видеокассет нетленную «Операцию „Ы“», и оказали полную поддержку отечественному кинематографу – достали эти гориллы с американскими мордами, солдатским клозетным юмором и постоянным упоминанием фака и задницы…
Да, шелестели шинами там, где тлеет до сих пор торф. Дышать нечем, мертвые деревья лежат, будто поваленные Тунгусским метеоритом. Корни сгорели. Так что выполнить наказ Бориса Борисовича Гребенщикова относительно необходимости «держаться корней» Ходить опасно – под ногами почва может осесть… Так, наверное, и попадают в преисподнюю.
Дальше, как у Василия Макарыча Шукшина (писатель такой народный, если кто не в курсе, умер уже) – а «поутру они проснулись»… Проснулись на подступах к столице, в проклятущей гипер-автопробке. Назад поддашь – кому-нибудь морду сомнешь, вперед- поддашь – попу кому-нибудь изуродуешь. Вот она, Москва-матушка, в ней и без льва в гроте, опупеешь. Никакого релакса. Тотальный NO RELAX.
